Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его самонадеянность стала последней каплей.
– Не смейте указывать мне, о чем думать. – Альва встала. – Честное слово, мое терпение заканчивается. Видеть вас больше не могу. Убирайтесь из моей комнаты. Сию минуту.
– Моя дорогая. – Уильям потянулся к ней.
– Не смейте, – произнесла Альва, сделав шаг в сторону. Ее трясло. – Если бы я знала, что мне это сойдет с рук, я бы вырвала сердце у вас из груди и скормила вашим псам.
Он поднял руки, словно сдаваясь:
– Я понял. Но завтра…
– Убирайтесь.
– Вы имеете полное право злиться на меня, но…
– Вон! – Она схватила первое, что подвернулось под руку – тарелку с горкой вишневых вафель – и швырнула в Уильяма. Тарелка ударилась о каминную полку и разлетелась вдребезги.
Не будь Альва в ярости, она бы расхохоталась при виде того, как муж пулей вылетел из комнаты.
Она заперла дверь на ключ, подошла к кровати, взяла подушку, прижала ее к лицу и закричала.
Успокоившись, Альва вышла на балкон – зализать раны. Нет, она не чувствовала себя несчастной. В любом случае, сейчас она в лучшем отеле Парижа. В сейфе внизу хранится ее жемчуг, когда-то принадлежавший императрице, чей дворец – на другой стороне улицы. Она родила троих детей, которые живы и здоровы, – и она оставалась собой.
И все же ей было жаль себя – но разве Альва не заслужила немного жалости? Она покорила высшее общество, хранила домашний очаг, заботилась о нуждающихся, и муж все равно предал ее. Его лучший друг, который когда-то уверял ее в своей любви, знал об этом предательстве и скрыл его. Ее лучшая подруга оказалась непосредственной участницей этой грязной интриги. И это было, возможно, самое худшее – то, что Альва не могла разделить свою боль с единственной подругой, которой всю жизнь поверяла горести и невзгоды.
Но почему? Почему это случилось с именно ней? Она же всегда была примером для подражания, черт возьми.
Над улицей Риволи, над садом Тюильри, Сеной, Левым берегом и всем Парижем разнесся ее крик:
– Я всегда была примером для подражания!
И это была не жалоба – это было предупреждение.
Прямо сейчас Альва не могла позволить себе погрузиться в мысли о разбитом сердце, о том, какой доверчивой она оказалась и как жестоко была обманута. Думать об убийстве или разводе тоже не представлялось целесообразным. Никакие радикальные меры, принятые сейчас (и ставшие достоянием общественности) не пошли бы на пользу ее главной цели – как можно скорее выдать замуж Консуэло. Всю жизнь Альва постигала тонкости подобающего поведения в обществе. Пусть оно еще немного ей послужит.
Первый выход Консуэло в свет должен был состояться на bal blanc[53], который проводил для своей дочери герцог де Грамон. Двумя днями позже планировалось, что она появится на вечернем салоне графини Мелани де Пурталь – графиня была уже в летах и испытывала все меньше желания устраивать приемы у себя дома, оттого ее салоны стали большой редкостью.
– Моей матери удалось получить для нас приглашение в салон графини всего раз или два, – рассказывала Альва дочери по пути в магазин Уорта, где они собирались заказать для нее белое платье. – Когда-то я мечтала стать одной из постоянных гостий салона. Быть приглашенной – большая честь.
– Почему?
– Потому что это значит – графиня признает твою значимость или твои заслуги.
Они ехали по Рю-де-ля-Пэ, по которой Альва много раз ходила в магазин Уорта. Фасад из черного мрамора был единственной достопримечательностью на совершенно обычной улице. Серость окружающей обстановки резко контрастировала с теми чудесами, которые открывались посетителям внутри магазина.
– Какие заслуги? – уточнила Консуэло.
– Твой вклад в жизнь общества, в культуру.
– Я считаю, гораздо важнее заботиться о благе народа. Богатые люди должны бороться с упадком и пороками.
«Если бы только твой отец считал так же».
– Это правда. Но тебе следует понять – чтобы иметь возможность принести пользу, придется не только выжить в змеиной яме под названием французский или английский двор, но и преуспеть в ней. Графиня де Пурталь, императрица Евгения и подобные им дамы понимали, что женщина, которая хочет оставить свой след в истории, должна быть расчетливой и изобретательной. Иначе чем она отличается от безжизненного украшения? Притом весьма недолговечного. Ты станешь настоящей красавицей. Долгие годы тобой будут восхищаться, перед тобой будут преклоняться. Тебе нужно решить, что ты хочешь получить в итоге.
Девочка явно пришла в замешательство. Что ж, скоро ей предстоит все испытать на собственном опыте. Альва всего лишь продолжит освещать ее путь, объяснять все и, если нужно, оберегать от опасности и предотвращать очевидные катастрофы. Насколько же проще воспитывать сыновей!
Перед тем как зайти в магазин, Консуэло спросила:
– Почему я впервые выйду в свет здесь, а не на собственном балу дома, как Гертруда?
– Потому что маму Гертруды устраивают местные перспективы.
– Я тоже знаю очень приличных американских джентльменов.
– Неужели?
– Да.
Продавщица открыла дверь магазина и поприветствовала их на французском:
– Мадам Вандербильт, мадемуазель Вандербильт. Мы так рады снова видеть вас у себя.
– Взаимно, – ответила Альва. – Моей дочери необходимо подобрать идеальное белое платье. Также я думаю заказать кое-что для ее свадебного наряда. Мне хотелось бы увидеться с месье Уортом. Он у себя?
– К сожалению, его нет. В последнее время он неважно себя чувствует, мы видим его редко.
– Передайте ему мои пожелания скорейшего выздоровления, – сказала Альва и обратилась к дочери: – Месье Уорт шил свадебное платье императрицы Евгении.
Консуэло спросила ее по-английски:
– Почему вы решили купить мне платье сейчас?
– Мы не вернемся сюда до следующей весны, – пояснила Альва. Она не призналась, что, может быть, они не вернутся в Париж никогда – по крайней мере, сама Альва могла к тому времени потерять возможность не только одеваться у Уорта, но и путешествовать. Вслух же она добавила: – Кто знает, что произойдет за это время?
Их с Консуэло проводили к диванчику, с которого полагалось рассматривать предлагаемые платья. Альва спросила дочь:
– Ты сказала, что знакома с достойными джентльменами – у тебя есть на примете кто-то конкретный?
– Что? Нет, никого.
– В таком случае перестань волноваться и подумай о les jeunes hommes[54], которых встретишь на балу, s’il vous plait[55].